Казалось, что со стороны японцев это явная авантюра – атаковать шесть броненосцев двумя, не считая поддерживающие их малые крейсера, к тому же устаревшие. Ведь стоило обратить сколько-нибудь серьёзное внимание на такую "мелочь" главному калибру русских броненосцев и трёхтысячетонные крейсера второго ранга в течение нескольких минут "закувыркались" бы кверху килем.
Эскадренный броненосец "Асахи"
А вот поди ж ты! Под огнём "Сикисимы" и "Асахи" идущие головными "Победа" и "Ослябя" запылали с носа до кормы. Оба. "Пересвет" не обстреливался, а вот "Ретвизан", по которому сосредоточили огонь те самые "несерьёзные" лёгкие крейсера японцев, достаточно быстро лишился третьей трубы и выкатился из строя. Да да, три малых корябля выбили из строя бронированного гиганта, мало того, вместе с потерянной трубой, "Ретвизан" потерял и несколько драгоценных узлов скорости. А японские броненосцы уже начали разворот к западным румбам, чтобы, вероятно, соединиться с крейсерами Камимуры и раненый флагман адмирала Вирена находился в опасной близости от их предпологаемого курса. Необходимо было как можно скорее отходить под защиту своих кораблей. И Вирен приказал двигаться на соединение с "Суворовым".
Но неприятности для "Ретвизана" далеко ещё не закончились. Ещё один шестидюймовый фугас ударил в боевую рубку. Не пробил конечно, но прорва мелких осколков ринулась в смотровые щели и иссекла находящихся в рубке как заряд картечи выпущенный в упор. Убит был только рулевой, но все остальные получили ранерия различной тяжести. Невредимых внутри рубки не осталось. Вирену располосовало щёку и один осколок застрял в предплечье. Щенснович, рухнув на колени зажимал окровавленный бок. Остальным тоже досталось… Броненосец полностью потерял управление и судьба его висела на волоске…
Старший офицер во время боя почти никогда не находится в боевой рубке или на мостике. Что и разумно – "не следует класть все яйца в одну корзину". В случае выхода командира из строя, "старшой" должен его заменить. Поэтому его место в бою "подальше от греха"… Но и "поближе" к нему на самом деле: старший офицер обычно руководит тушением пожаров и борьбой с затоплениями. А значит, зачастую, действует с пожарным дивизионом на открытом пространстве и является поражаемым со значительно большей вероятностью, чем укрытый за бронёй рубки командир.
Лейтенант Иван Иванович Скороходов не стал исключением, во время руководства тушением пожара на шканцах очередной взрыв разметал гребой катер и "старшому" вогнало в бедро здоровенную щепку. Насквозь. От боли лейтенант потерял сознание и был доставлен в лазарет с большой потерей крови. Хоть рана теперь, после оказания медицинской помощи и не представляла больше опасности для жизни, но о том, чтобы заменить раненного командира речи идти не могло. В рубку отправился лейтенант Развозов, старший минный офицер.
Подошёл он туда одновременно с новым рулевым.
– Во хрень-набекрень! – в ужасе отпрянул от входа рулевой Лаптев: палуба рубки была почти полностью залита кровью.
– К штурвалу, матрос! – рявкнул над ухом оторопевшего парня лейтенант.
Рулевой в один прыжок оказался у штурвала и схватился за ручки. Даже не подскользнулся в крови. Развозов вошёл в боевую рубку осторожнее и, подойдя к смотровой "щели" (ничего себе "щель" – бльше фута) стал оглядывать окружающую действительность. Действительность была сильно неприглядной: японские броненносцы легли на параллельный курс и потихоньку нагоняли "Ретвизана". Было весьма вероятно, что постараются добить, если свои не прикроют.
– Курс к "Суворову"! – приказал лейтенант рулевому, – Зовут то тебя как?
– Матрос первой статьи Платон Лаптев, вашбродь.
– Вот и держи, Платон, на флагманский броненосец, ну то есть на бывший флагманский… Нам без его поддержки кранты будут.
– Есть, вашбродь!
– Машинное! – склонился Развозов к переговорной трубе.
– Есть машинное! – устало отозвался из "недр" броненосца старший механик Вишневский.
– Илиодор Петрович! Говорит Развозов. Я пока за командира остался, здесь в рубке всех посекло осколками. Как дела у вас? Сейчас на лаге девять узлов, ещё выдать можешь?
– Дела – как сажа бела. Тяги почти никакой, больше чем на то, что имеется не расчитывай, Александр Владимирович. Шесдесят оборотов в минуту, зто максимум, который можно обеспечить. Уже четверо кочегаров сознание потеряли от перегрева и отравления. Из оставшихся многие тоже на последнем издыхании. Людей бы мне…
– Хорошо, я распоряжусь, но ещё хоть пару узлов выжми.
– Ой не обещаю, я прошу только для того, чтобы хоть этот ход удержать. Что можем – делаем.
Положение корабля было если и не отчаянным, то очень серьёзным. "Сикисима" и "Асахи" с малыми крейсерами стремились добить или хотя бы сделать небоеспособным израненный и почти "обезноженный" броненосец.
– Ну что, справляешься? – зашёл в боевую рубку старший артиллерист "Ретвизана" Кетлинский, – помощь нужна?
– Да мне твоя помощь нужна там, у пушек! – раздражённо отозвался Развозов, – Нам ведь сейчас гроб со свечкой японцы устроят!
– Да вряд ли – "Орёл" и "Бородино" идут на выручку, отобьёмся. Да мне и делать уже собственно нечего – оба дальномера разбиты. Я вообще пока приказал прекратить огонь – снарядов не так много осталось. Нащупывать дистанцию пристрелкой мы пока себе позволить не можем.