– К нашему горю в кают-компании до сих пор пожар, портрет нашего императора сгорел. Идёмте в шлюпку.
– Идите, Суга. Вон выходит английская канонерка, постарайтесь, чтобы весь спасшийся экипаж попал на неё. Думаю, наши друзья-англичане не будут настаивать на интернировании. Пусть интернируют раненых, а остальные найдут способ вернуться на родину и продолжить войну. Идите! Я остаюсь.
Шлюпка медленно отходила от борта, вокруг плавало ещё несколько десятков спасающихся японских моряков. Суга охрип крича, чтобы находившиеся в воде отплывали дальше от борта тонущего корабля. Но тщетно. Даже когда "Отова" перевернулся, многие полезли на его днище, предпочитая хоть временную, но твёрдую опору под ногами. И когда корабль пошёл ко дну их конечно же затянуло водоворотом.
Английская канонерка за кабельтов стала спускать шлюпки и бравые англичане махом преодолели это расстояние. Кроме тех двух офицеров и шестнадцати матросов которые находились в шлюпке с утонувшего крейсера из воды было спасено ещё сорок семь матросов и три офицера.
– Ну всё. – выдохнул Иванов, глядя как англичане начинают спасение японского экипажа, – В море. Передать на "Сердитого", чтобы следовал за нами. Чёрт! Как только отойдём миль на сорок, вызвать ко мне этого сопляка Соймонова, я ему вставлю такой фитиль, что морские черти позавидуют! Нет ну надо же! Говорят: "шило в заднице". Так у него там целый кактус! Засвербило ему, понимаешь! Благо, если за границу территориальных вод не вышел. Хотя, если даже и не вышел – англичане в прессе запросто историю о нарушении морского права раздуют. Ох и получит он у меня!
– Фёдор Николаевич, – пряча глаза обратился к каперангу старший офицер крейсера Попов, – тут такое дело… Во время боя… На последних минутах… – продолжал Попов,- Погиб мичман Соймонов… Пётр Михайлович… Брат…
Лицо командира "Баяна" помертвело.
– Надо же так… И именно Петя… Ведь они вчера на катере встретились, даже поговорить толком не успели…
– Да, – Попов вздохнул, – совсем мальчик ещё.
– Мужчина, Андрей Андреевич, офицер. И погиб в бою за Россию. Вечная ему память. Передайте на "Сердитый".Какие ещё у нас потери?
– Убито семеро матросов и девять ранено, из них двое тяжело.
– Да уж, натворил делов этот последний снаряд. Похороним всех завтра утром, в море. Предупредите батюшку. Курс на Сайгон.
Письмо мичмана Василия Соймонова
Дорогая моя Оленька!
Глубоко осевший в почти пресной воде миноносец увозит нас прочь из китайского Шанхая, но мое сердце, как всегда, там, на другом краю Земли, у совсем другой реки и рядом с единственной для меня девушкой на свете…
Оленька, как много случилось за сегодняшний день! Еще утром, получив из Петербурга страшно разозливший меня приказ интернироваться, я был уверен, что мы застрянем здесь, в Шанхае, до самого конца войны, и утешало меня только то, что теперь, наконец, и я смогу получать твои письма. Но, стоило мне вернуться из консульства, как бункеровавшийся здесь японский крейсер, который оказался едва вступившей в строй Отовой, прислал ультиматум, привычно наплевав на китайский нейтралитет, и грозя потопить наш корабль прямо в порту, если мы немедленно не сдадимся! Я уж, было, мысленно попрощался с этим светом, снова попросив у тебя прощения, и ожидая нападения немедленно, как прикажу открыть кингстоны… Но тут, не иначе как вмешательством свыше, в порт вошел катер с прибывшего на рейд "Баяна"!
Японцы, которые дольше не могли находиться в порту без интернирования и не имевшие теперь возможности игнорировать международные правила, пошли на бой, где и были примерно наказаны "Баяном" за свое утреннее вероломство. Мы были рядом, но в битве не участия не принимали, так как по международным законам не имели права, зайдя в порт позже Отовы, затем преследовать ее. Но Баян и без нас утопил японца. Страшно было представить, что творилось на их маленьком крейсере, когда его ломали русские снаряды – ужасное зрелище. Но это война – они бы нас тоже не пощадили.
На катере я встретил моего младшего брата Петра, служащего на Баяне, однако не имел времени перекинуться с ним и парой слов. Одно радует, что он жив и, кажется, здоров.
Еще к нам на Сердитый с крейсера прислали нового вахтенного офицера, так что теперь у меня, наконец, появилась возможность написать тебе это письмо.
Сейчас мы снова в море. Спереди – невозмутимо рассекает тараном волны красавец "Баян", позади – исчезает последняя полоска китайского берега, и теперь наш путь лежит в открытый океан – туда, где нас ждет русский флот, туда, где мы сейчас нужнее всего.
А я – как всегда, живу только нашей будущей встречей.
Твой В.С.
P.S. С Баяна мне только что передали, что Петр погиб во время боя. А я так и не смог с ним поговорить! Надеюсь, Господь будет милостив к душе новопреставленного воина Петра, положившего жизнь за своих ближних. Прости, сейчас больше не могу писать.
Твой В.С.
На следующее утро Василий прибыл на "Баян", чтобы проводить в последний путь младшего брата. Океан был на удивление спокоен для осени.
На палубе крейсера лежало девять зашитых в парусину тел.
Команда была выстроена на палубе. Судовой священник махая кадилом читал отходную молитву. Солнце всё ещё ласковое в этих широтах в конце сентября освещало обнажённые головы маторсов и офицеров.
"Вееечная паамять!"- пел хор матросов, специально отобранных для церемонии.